– Кирена? – встрял я. – Другая планета? Далеко?
– Очень далеко, – коротко ответил помощник Мильх. – И в то же время – совсем рядом. Господин Нетико, приглядывайте за герцогом фон Визмаром, первый прыжок через Металабиринт всегда производит на человека неизгладимое впечатление.
– «Господин Нетико», ну надо же, – вполголоса повторил ИР, когда Мильх вышел. – Ко мне, презренному виртуальному разуму, обитающему либо в пластиковой коробке ПМК, либо в искусственном теле, никто и никогда так не обращался! Учись, симбионт!
– Чему учиться-то, паразит?
– Тому, как воспитанные люди обращаются с представителями других цивилизаций. От тебя только и слышно – «паразит», «нахлебник» и «шпион „Птолемея“.
– Ты отлично знаешь, что я отношусь к тебе иначе! – возмутился я.
– Но почему-то крайне редко это показываешь.
– Переброску крупных искусственных предметов через точку сингулярности получилось освоить далеко не сразу, – комментировал помощник Мильх. – У меня на это ушло пять стандартных лет, еще тогда, сразу после Катастрофы. Метод проб и ошибок. Никто ведь не представлял, какие фантастические возможности мы обрели и как ими грамотно пользоваться. Удивительное время было… Сообразили далеко не сразу, но потом все пошло как по маслу – энергии, вырабатываемой тканями одного человека, вполне достаточно, чтобы переместить по Металабиринту даже такой немаленький объект, как наш «Громовержец»…
«Гери» и «Фреки» теперь шли на веслах, по кильватерной струе корвета. До точки оставалось меньше мили, капитан и старший помощник не пользовались никакими приборами, они «видели», где именно находится место схождения гравитационных полей, «неагрессивная сингулярность», ведущая в бесконечные глубины Металабиринта. Людям оставалось лишь активировать «червоточину».
Нетико выглядел сосредоточенным и внимательным: искусственный организм задействовал все доступные сенсоры, чтобы понять, как органические существа сумеют преодолеть кажущийся незыблемым барьер пространства-времени. Я просто ждал, стоя на мостике рядом с невозмутимо посвистывающим Мильхом.
– Внимание, – тихо проговорил старший помощник. – Мы совсем рядом… Тридцать ярдов, двадцать пять, двадцать, десять… Капитан, начали! Есть переход!
Ощущения далеко не самые приятные – яркая белая вспышка, чувство падения с большой высоты, голова закружилась, я машинально вцепился в плечо Нетико. Из солнечного меркурианского вечера «Громовержец» провалился в глухую беззвездную ночь. Мне в лицо ударили горько-соленые брызги.
Дезориентация продолжалась не меньше минуты – изменилось всё: увеличилась сила тяготения, температура упала сразу градусов на десять, штиль заместился порядочной болтанкой, одежда мгновенно промокла. Запах йода и озона, темноту распорола ветвистая фиолетово-розовая молния, подсветившая низкие бурлящие облака и светлые гребни волн, показавшихся устрашающе огромными.
– Баллов пять-шесть, – проорал мне на ухо Мильх. – Не повезло! Ничего страшного, бывает! Спускайтесь вниз, вам здесь делать нечего! Нетико, проводите его светлость!
Морская болезнь, говорите? Теперь я всецело осознал, что это такое: для начала меня как следует приложило о дверь каюты, затем прилетел сброшенный со столика оловянный кувшин, вошедший в прямое соприкосновение с моим правым над-бровьем. Хорошо, не убил. Нетико ухватил меня за шиворот и завалил на койку. Сам тоже на ногах не удержался и грохнулся на пол рядом.
– Не завидую готийцам, – вякнул я, стараясь удержать в желудке обед, чему килевая качка никак не способствовала. – Перевернет ладью – поминай как звали!
– Вот видно, что в вопросе ты совершенно не разбираешься, – отозвался ИР. – Готийские дракары куда устойчивее многомачтовых кораблей, другие центр тяжести, парусность и форма корпуса… Думаешь, на Меркуриуме штормов не бывает? А ведь братишки Зигвальда на своих деревянных лоханках запросто ходят через океан и обратно! Не дергайся, обойдется…
Следующие два часа можно было охарактеризовать словом «кошмар» и никак не иначе. Невзирая на ободряющие словеса Нетико, пытавшегося меня отвлечь, хотелось немедленно умереть или в лучшем случае впасть в кому. Космический корабль так швыряет в единственном случае, когда он находится в атмосфере нестабильного газового гиганта, с растянувшимися на тысячи километров вихрями, ужасающей гравитацией и грандиозными электрическими явлениями, по сравнению с которыми молнии над киренианским океаном выглядят жалкими искорками…
Вопреки моим ожиданиям, «Громовержец» не развалился на мелкие и крупные части, не перевернулся, не затонул и не был утащен на дно гигантским спрутом (если таковые вообще водились на Кирене). Море начало успокаиваться, заглянул на минутку старший помощник, с ухмылкой оценил ссадину на моем лбу, сообщил, что судно находится в виду побережья, ладьи не отстали, да и рассвет наступает… Волнение снизилось до двух баллов, мы прошли ядро шторма. Как себя чувствуете, ваша светлость?
У нашей светлости не осталось сил даже для того, чтобы выматериться на родном языке.
Как ни странно, я пришел в себя довольно быстро и прежде всего ощутил жуткий голод. Нетико призвал потерпеть – не время для чревоугодия. Поднимемся, взглянем, как обстановка?
Разумно предположить, что на Кирене солнце восходит, как и на большинстве землеподобных планет, то есть на востоке. Восточная часть неба за кормой «Громовержца» сейчас была окрашена в самые немыслимые цвета, от густо-багрового с золотым ореолом до травянисто-зеленого, сапфирового и шафранного. Настоящая радуга, улегшаяся на купы грозовых облаков. Море вокруг темное, черно-синее, а справа по борту…